Пара темно-бронзовых, монументально крупных лошадей важно катила солидное ландо: в нем — старуха в
черном шелке, в черных кружевах на седовласой голове, с длинным, сухим лицом; голову она держала прямо, надменно, серенькие пятна глаз смотрели в широкую синюю спину кучера, рука в перчатке держала золотой лорнет. Рядом с нею благодушно улыбалась, кивая головою, толстая дама, против них два мальчика, тоже неподвижные и безличные, точно куклы.
Неточные совпадения
А бабам на Руси
Три петли:
шелку белого,
Вторая —
шелку красного,
А третья —
шелку черного,
Любую выбирай!..
Она, казалось, также была поражена видом козака, представшего во всей красе и силе юношеского мужества, который, казалось, и в самой неподвижности своих членов уже обличал развязную вольность движений; ясною твердостью сверкал глаз его, смелою дугою выгнулась бархатная бровь, загорелые щеки блистали всею яркостью девственного огня, и как
шелк, лоснился молодой
черный ус.
Но он охотно грузил фрукты, фарфор, животных, пряности, чай, табак, кофе,
шелк, ценные породы деревьев:
черное, сандал, пальму.
Выступали артисты, ораторы. Маленькая, тощенькая актриса Краснохаткина, окутанная пурпуровым
шелком, из-под которого смешно выскакивали козьи ножки в красных туфельках, подняв к потолку
черные глазки и щупая руками воздух, точно слепая, грустно читала...
Под
черной пеной кружев четко видно ее длинное, рыбье тело, туго обтянутое перламутровым
шелком, коляска покачивалась на мягких рессорах, тело женщины тихонько вздымалось и опадало, как будто таяло.
— Те что? Такие же замарашки, как я сама, — небрежно говорила она, — они родились в
черном теле, а этот, — прибавляла она почти с уважением об Андрюше и с некоторою если не робостью, то осторожностью лаская его, — этот — барчонок! Вон он какой беленький, точно наливной; какие маленькие ручки и ножки, а волоски как
шелк. Весь в покойника!
Все это делалось стоя, все были в параде: шелковых юбок не оберешься. Видно, что собрание было самое торжественное. Кичибе и Эйноске были тоже в
шелку: креповая
черная или голубая мантильи, с белыми гербами на спине и плечах, шелковый халат, такая же юбка и белые бумажные чулки.
Вот лежанка, на которой стоят утюг, картонная кукла с разбитым носом, лоханка, рукомойник; вот окно, на котором в беспорядке валяются кусочек
черного воска, моток
шелку, откушенный зеленый огурец и конфетная коробочка, вот и большой красный стол, на котором, на начатом шитье, лежит кирпич, обшитый ситцем, и за которым сидит она в моем любимом розовом холстинковом платье и голубой косынке, особенно привлекающей мое внимание.
Но она уже вышла. Была в коротком, старинном ярко-желтом платье,
черной шляпе,
черных чулках. Платье легкого
шелка — мне было ясно видно: чулки очень длинные, гораздо выше колен, и открытая шея, тень между…
Вера подняла крышечку, подбитую бледно-голубым
шелком, и увидела втиснутый в
черный бархат овальный золотой браслет, а внутри его бережно сложенную красивым восьмиугольником записку.
Она о четырех углах, сто шагов по сторонам, три копья в высоту, ее средина — на двенадцати золотых колоннах в толщину человека на вершине ее голубой купол, вся она из
черных, желтых, голубых полос
шелка, пятьсот красных шнуров прикрепили ее к земле, чтобы она не поднялась в небо, четыре серебряных орла по углам ее, а под куполом, в середине палатки, на возвышении, — пятый, сам непобедимый Тимур-Гуруган, царь царей.
Длиннобородые маги на верблюдах, одетые в яркие
шелка, белокурые короли, верхом на лошадях, в роскошных локонах и в парче, кудрявые
черные нумидийцы, арабы и евреи и еще какие-то яркие, фантастически одетые фигурки из терракоты — их сотни в этой картине.
На ее сухих плечах широкая и длинная — точно плащ — накидка золотистого
шелка, обшитая кружевами, седые волосы маленькой, не по росту, головы прикрыты
черным кружевом, в одной руке — красный зонт, с длинной ручкой, в другой —
черная бархатная сумка, шитая серебром.
И по комнате Елена Петровна ходила с крайней медленностью, смотрела вниз, слегка склонив голову, и перебирала прозрачными пальцами тоненькую домашнюю цепочку от часов, старушечьи заострив локти в
черном блестящем
шелку.
Пыль рассеялась. По-прежнему виден дворец и спокойная фигура старого Короля. Толпа затихает. Гулянье продолжается. Вместе с тем в воздухе проносятся освежительные струи, как будто жар спал. Плавно и медленно выступает из толпы Дочь Зодчего — высокая красавица в
черных тугих
шелках. Она останавливается на краю, прямо над скамьей, где сидит убитый тоскою Поэт, — и смотрит на него сверху.
Около Наседкина зашелестело
шелком женское платье. Высокая дама в простом
черном костюме прошла вперед, к самому клиросу, и стала в глубокой нише, слившись с ее темнотой. Но на мгновение Иван Вианорыч успел разглядеть прекрасное белое лицо и большие печальные глаза под тонкими бровями.
Эта гадина, молодая, длинноволосая, смуглая, с
черными глазами и с жирными губами, бесстыдная и наглая, оскалила свои белые, как снег, зубы и улыбалась, как будто хотела сказать: «Поглядите, какая я наглая, какая красивая!»
Шелк и парча красивыми складками спускались с ее плеч, но красота не хотела прятаться под одеждой, а, как молодая зелень из весенней почвы, жадно пробивалась сквозь складки.
Короткая шея уходила в широкий косой ворот ночной рубашки, расшитый
шелками, так же как и края рукавов; на пальцах остались следы
чернил.